- blog_entry_53533.jpg (13.88 КБ) Просмотров: 852
Реализованная анально-кожно-звуко-зрительная
Лунгина переводила с французского, немецкого и шведского языков. Её работы включают разные по времени и стилю произведения:
сказки Астрид Линдгрен
пьесы Стриндберга и Ибсена
рассказы Бёлля,
философские сказки XVIII века
романы Виана и Ажара,
произведения Шиллера, Гамсуна, Гауптмана, М. Фриша, Кюртиса, Колетт, А. Дюма и др.
В конце семидесятых — первой половине восьмидесятых годов вела семинар молодых переводчиков. Первым результатом работы семинара был перевод новелл Бориса Виана. В изданный сборник вошёл роман «Пена дней» в переводе самой руководительницы и десяток рассказов в переводах членов семинара.
В 1990 году она написала по-французски книгу «Московские сезоны» («Les saisons de Moscou»), показывающую Западу Россию советских времен. В книге представлены образы знаменитых писателей, актёров, политиков, диссидентов и крестьянки Моти (служившей некоторое время в семье домработницей и няней старшего сына) и просто случайных попутчиков в поезде. «Московские сезоны» были отмечены премией журнала «Эль».
Какие итоги может подвести жизнь? Я думаю, итоги жизни - это и есть сама жизнь, та сумма прожитых счастливых и трудных, и несчастных, и ярких, и бледных, вот совокупность минут, часов, дней - сама эссенция этой жизни - это и есть итоги самой жизни. Ничего другого итогом жизни быть не может. Поэтому мне сейчас хочется вспоминать.
Очень хорошо помню минуту, когда я впервые поняла, что я есть я, то есть что я отделена от прочего мира. Мне казалось, до этой минуты какая-то слитность со всем миром, с папой, а тут я как будто противопоставила себя и папе, и всему миру, всему что было вокруг. С этой минуты это было осознание себя как индивидуальности, как личности. До этой минуты я росла так, как было во мне запрограммировано генной программой, что было вложено от рождения. А вот с этой минуты, когда я осознала себя противостоящей этому миру, на меня стал воздействовать этот мир. Я поняла, что то, что во мне заложено, постепенно подвергалось изменениям, обработке, шлифовке, поворотам внешнего мира, той жизни, которая была вокруг меня. Иначе можно сказать, что мой опыт, те ситуации, в которые я попадала, от выбор, который я делала, те отношения, в которые я вступала с людьми, в них был большой и все более растущий элемент того мира, который бушевал вокруг меня. Поэтому я подумала, что рассказав о своей жизни, я рассказываю не столько о себе, не о своей жизни, мне казалось диким предложение - с чего это я буду говорить о себе?.. но вот о себе как некий организм, который воспрянул, вобрал в себя, абсорбировал элементы внешней жизни, жизни сложной, очень противоречивой, этого мира вокруг, тогда это получается опыт той, большой жизни, пропущенной через себя, и может быть как объективное - что-то ценное... фильм должен нести какой-то "мессаж", послание людям.. мой "мессаж" я бы так хотела его сформулировать - нужно надеяться и верить, и не нужно отчаиваться, я вот покажу как многие наши беды порой оборачивались невероятным счастьем...
С пяти лет я как бы понимала себя в противопоставлении миру. Но жизнь духа - это страдание. С первым страданием, с первой болью пробуждается душа. В счастье она только купается, она не осознает себя до конца. А вот изведав страдание, потом уже она живет и счастьем. Но пробуждение связано с болью, так мне кажется. Потому что на моем опыте это было так.
Важным событием в моем каком-то развитии было обретение этой подруги - Лиды и той компании, которая была вокруг нее.Мне было тогда 12, скажем, 13 лет, им было 15-16 лет. Из-за этого я стала читать другие книги, чем читали мои сверстники, я читала за теми, старшими. То есть я стала читать всю французскую классику, очень быстро, чтобы не дай бог, не отстать от них, быть в курсе, знать все и это был какой-то большой стимул к такому ускоренному моему развитию. И это меня страшно отвлекало от занятий в школе. Почти до весны я была последней ученицей в школе. Я читала под партой те книги, которые читали мои друзья или я была в каких-то своих мечтах.
Одна мамина подруга, которую я обожала, иногда водила меня на киностудию с собой. Она сказала: "Если ты не хочешь учиться, то можно не ходишь в лицей, есть ведь какие-то другие возможности, можно тебя отдать, например, в ремесленную школу". И меня это как-то задело, получалось, что я не могу учиться что ли? Я взяла в первые в жизни учебник, и все то, что они учили за целую четверть, а я за два дня внимательно прочла один раз, другой, подчеркнула, и о, чудо, была третьей в классе. Приходит раздавать эти работы завуч, и начала с того, что сказала: "У нас есть потрясающее событие - Лиля Маркович оказалась третьей в классе. Значит, она может учиться, но не хочет. Так пусть же она учится! Я впрочем, давно заметила, что она умная девочка." И это мне так польстило, я на всю жизнь это запомнила. В общем, я хочу сказать - это очень полезно - хвалить детей. И после этого никаких проблем с учением не было.
Мама была человеком очень открытым и наивным. Я себя чувствовала очень рано старше ее. Сдержаннее. мудрее, способнее больше посмотреть вперед, и вместе с тем завидовала ее артистизму, способности включиться в любую игру, создать мгновенно из ничего - что-то. Такой мама и осталась в моей душе - не как мама, а скорее как подруга, с детской душой.
Такое отношение к жизни произвело на меня сильное формирующее впечатление: что прежде всего, нужно помочь, а уже после этого разбираться во всем остальном, что нельзя отказывать никому, нужно доверять и помогать. Это очень хорошая установка для девочки в 15-16 лет.
Человек, который попадал в мою орбиту, оставался в ней. Эти связи продолжались. Люди не уходили. Почти не уходили из моего круга, те, кто в него попадал. Мы тянули эти отношения. Вот, скажем, мой класс до сих пор та маленькая группа, которая осталась - мы до сих пор встречаемся, и нежно любим друг друга. И так большинство людей, которые близко ко мне подходили - я их не отпускала от себя, да и они не рвались уйти. Отношения всегда имели продолжение. И у меня было такое стремление - мне всех их хотелось перезнакомить. Все стали как бы одной большой компанией - я их всех соединила.
Еще больше, чем об учителей как камушки шлифовались друг о друга. Это была колоссальная работа взаимного формирования - все эти ребята, которые друг о друга именно шлифовались, и прорастали своими личностями, своими духовными ценностями.... где каждый был яркой индивидуальностью, нес с собой что-то совершенно невообразимое. Без своей любимой школы я была бы совершенно другой.
"Дух доносительства был сродни религиозному покаянию, исповеди. Это было абсолютно мистическое, вне логики, искреннее, но очень страшное состояние души". Поступление в ИФЛИ, смерть отца:
"В тот момент казалось - жизнь вся оборвалась. Только в момент его смерти я осознала, как непростительно я себя вела, то есть упоенная, захваченная этой ифливской жизнью, я не использовала те последние минуты, я не понимала, конечно, что он умирает, чтобы как-то подойти к нему ближе, ближе его узнать. Мама ходила без конца в больницу, ухаживала за папой. У меня осталось на всю жизнь чувство вины, тупости какой-то эмоциональной, мною проявленной. Этот опыт нужно помнить, это не проходит. Это чувство своей неполноценности, которое живо до сих пор, чувство, которое я эмоционально помню. Это прошло со мной через всю жизнь. Надо стараться даже в минуты очень большого увлечения и самоутверждения в юности, не забывать о родителях, это потом очень больно отзывается, это потом очень мешает дальнейшей жизни. Я это говорю даже не из соображений морали, а из соображения гуманности к себе, самосохранения."
Между умозрительным восприятием и чувственно-зримом есть какая-то непроходимая стена. Я конечно, понимала, что гонят по этапу людей, что они, наверно, полубосые, что они падают, что вокруг сопровождают их на лошадях постовые, собаки. Но увидеть это... ну какбы сказать, что это такое... вот на какой-то момент, хотя тебе 21 год - не хочется жить после этого. Вот какое-то ощущение - злодейство людское достигло такого накала, что эти люди равнодушно смотрят на этих вконец истерзанных под пыткой людей, что кажется, ты больше ни в чем участвовать не хочешь. Вот у меня это было - что жить не хочется после этого. Потом я привыкла. Я повторяю - ко всему привыкаешь. Но мой первый конвой ... я его никогда не забуду...
"Оказывается, человек может пережить гораздо больше, чем предполагает. Запас его прочности очень велик". Возвращение в Москву. Гибель близких друзей. Смерть матери.
"Мы с первого же дня жили невероятно весело, счастливо. Было ощущение праздника. Все вот эти трудности материально-организационного, скажем, характера были абсолютно нипочем. Может быть, это молодость, а может быть это удивительный у Симы был дар какого-то претворения жизни в какое-то полу театральное действо все время. Мы как бы играли все время. Было какое-то ощущение праздника, который длится, который втягивает нас. Было очень много радости. Просто видимо оттого, что мы были вместе. На фоне очень тяжелой материальной и моральной жизни у нас никогда не было ощущения, что мы трудно или плохо живем. Мы всегда жили весело и хорошо, и счастливо, и как-то очень полно."
"Я вошла в мир переводчиков. Искусство перевода я бы сравнила только с музыкальным исполнением. Это интерпретация. Я не хочу говорить - что лучше, что хуже. По-разному. И каждый выбирает что хочет. Человек расписывается, пишет свой портрет, когда переводит"..
