Николай Цискаридзе
Анально(?)-кожно-мышечный со зрением
В интервью с Познером представлена анально-зрительная речь: многочисленные ссылки на авторитеты: учителей и маму, цитаты, светлая тоска по прошлому-это анальное, а зрительное-дикция, несколько раз повторенное "ужасно красиво", увиденные, именно увиденные сценки из жизни Улановой. И конечно хлопают во всю прекраснейшие зрительные глаза. Про кожу и говорить нечего, какой же танцовщик, да еще балетный, без нее. Заметны кожные пальчики, ладони все время открыты, никаких анальных кулаков. Мышечность предполагаю как необходимость для балетного танцовщика, которому надо балерин таскать.
Н.Цискаридзе: Мы лидеры в области балета, но нынешняя политика может убить это
http://www.1tv.ru/sprojects_edition/si5756/fi8081
В.ПОЗНЕР: Итак, вопросы наших зрителей. Их много бывает, вопросов, а мне тоже хочется их задавать, поэтому мы берем где-то до пяти и дальше уже сам. Наталья Сергеевна Лучникова: "Грузинская мудрость гласит: "Три вещи в своей жизни должен сделать мужчина – построить дом, вырастить дерево и воспитать сына". К этому стоит стремиться или у каждого свои цели? Что, по вашему мнению, должно являться базисом, без которого невозможно построить, вырастить и воспитать?"
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Мне кажется, что есть еще такое понятие как судьба, и не каждому человеку, наверное, суждено осуществить то, что ему хочется. Есть многие вещи, которые не мы решаем. Это первое. Второй момент: на мой взгляд, конечно, эти красивые фразы очень важны. Но самая сложная дилемма и, как показывает практика и история, это - остаться человеком. Для меня это очень важный момент, особенно последнее время, когда красивые слова "свобода" и "демократия"... Вернее, она сразу стала понятна всем по-разному. И я в последнее время в театре, так как я, все-таки, социально человек именно театральный, я сталкиваюсь с такими страшными проявлениями, что каждый раз стоишь перед какой-то дилеммой, сделать выбор, так поступить или так. И в этом всем остаться человеком для меня гораздо важнее. А дальше уже - как сложится. Понимаете, Владимир Владимирович, я вырос, может быть, я вам рассказывал (мы с вами много об этом беседовали), я вырос в той семье, в которой никогда никто не мог себе представить, что я буду танцевать, тем более в балете. И вдруг это произошло, понимаете? В этом была какая-то... Действительно, я анализирую, это была цепь событий, которая выстроилась в это красивое слово "судьба". Теперь я думаю - действительно, судьба. Потому что все говорило о том, что это не должно произойти.
В.ПОЗНЕР: Юлиана Миронова: "Вы прекрасно понимаете, что балетная жизнь не может продолжаться вечно. И на смену всегда приходят молодые, более талантливые, возможно. Скажите, пожалуйста, что вы собираетесь делать после?"
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Во-первых, я уже 7 лет работаю педагогом-репетитором в Большом театре. И очень интересно. Так как я попал в театр и сразу на меня обратили внимание очень великие люди, которые были гораздо старше меня сильно, то мой педагог, один из самых главных, Марина Тимофеевна Семенова (мне было 18 лет) мне сказала: "Колька, надо готовиться к пенсии". И это, на самом деле, тогда казалось глупостью и юмором. А сейчас я понимаю: боже, спасибо, и какая она умница. Она меня заставила выучиться, поступить в институт, закончить. И она мне дала эту профессию, она меня научила.
В.ПОЗНЕР: Была великой балериной.
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Она была великой балериной и главное, что она была великим педагогом. Так что эта профессия у меня есть. Другое дело, Владимир Владимирович, о чем надо очень сильно говорить, что преподавательский труд – он очень дешев. Затрачивание вами сил и эквивалент оплаты невозможно сопоставить. Потому на это жить, конечно, очень сложно. Я не знаю, что со мной будет, когда я перестану танцевать. А я, в принципе, уже всем сказал, когда я это закончу. Я имею в виду танцевать как? Классический балет, понимаете? Для меня самое ужасное, все-таки... У меня амплуа принцев и влюбленных юношей. Есть возраст, когда ты уже смешон в белом трико с романтическим выражением лица. Есть другие роли, которые надо делать, но не классических принцев.
В.ПОЗНЕР: Марина Волошина: "Вы производите впечатление баловня судьбы, надменного и гламурного человека. Но это ровно до того момента, как попадаешь на ваше выступление, после которого невозможно остаться равнодушным. Понимаешь, что вы, действительно, талант. Причем, я не одинока в своих наблюдениях. Вы когда-нибудь задумывались над тем, какое впечатление производите на людей вне сцены?"
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да. Задумывался. И меня очень часто удивляло, что... Знаете, Козьма Прутков написал гениальную фразу, что люди подобны колбасам: чем их начинят, то они и носят. Для меня это очень важная вещь. Я когда сталкиваюсь с такими вещами, я думаю: "Неужели вам не хочется подумать заранее, чем вынести какой-то вердикт?" Конечно, на каждый чих не наздравствуешься, и я стараюсь не оправдываться, если меня в чем-то обвиняют. Знаете, Владимир Владимирович, у меня были очень строгие родители, и первое, за что они меня очень сильно наказывали, когда я был совсем маленьким, мама говорила: "Доносчику первый кнут". Она мне не разрешала жаловаться и не разрешала оправдываться, в категорической форме. Если что-то произошло, я должен был нести ответственность за то, что произошло. И, может быть, это и сформировало мой такой взгляд, что... Вы хотите так думать – думайте. Другое дело, что я знаю, что какие-то вещи я не сделаю.
В.ПОЗНЕР: В балете несомненно есть много разных законов. В интервью их гораздо меньше, но один из них гласит, что первый вопрос должен зацепить зрителя. Я не знаю, зацепит или нет, но меня зацепила одна ваша фраза, когда вы сказали, что вы охотно идете на интервью, довольно легко, ведь потом придет время, когда никто об этом и не попросит.
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да, конечно.
В.ПОЗНЕР: И я подумал, что это немножко похоже на разговор о смерти: мы знаем, что она неизбежна. Вначале мы как-то к этому относимся спокойно, но по мере ее приближения разные люди по-разному на это реагируют. Как вы внутренне настроены по отношению к тому, что придет такой день, возможно, когда вас не будут просить об интервью? Возможно, и нет. Потому что если вы – крупный педагог, то тоже, ведь… Но, все-таки?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: У меня был очень страшный период в жизни, когда со мной случилась серьезная травма. И я попал в больницу, и, действительно, никто не знал, выживу я или нет, потому что там было много показаний на то, что я не должен проснуться с утра. Потому что у меня был сепсис, у меня был золотистый стафилококк. Если кто-то понимает, это тяжелая вещь. И тогда, в больнице мне пришла такая мысль в голову… Потому что у меня всегда была температура 38,40, бред все время, это в течение месяца продолжалось, мне пришла такая мысль в голову: "А вдруг, если все с балетом?" На самом деле, мне не приходила мысль в голову, что я умру. Мне потом она пришла, когда я уже выздоровел и посмотрел назад, что было. И я подумал, что за то, что делал в этом искусстве человек под фамилией Николай Цискаридзе, мне не стыдно. И потом, когда я уже вернулся обратно в балет, и я стал что-то делать, то я понял одно – что самое, наверное, главное, в тот момент, когда все прекратится, чтобы мне было не стыдно ни за один мой поступок, чтобы я не подписал, как вы говорили, ни одно письмо, то, которое бы на меня роняло тень, чтобы я не стоял на стороне тех людей, которые пинают лежачего... Да, пусть будет у меня меньше этих выходов на сцену, но они будут качественные. И для меня фраза одного из моих педагогов, Галины Сергеевны Улановой, которая мне сказала это очень рано (я был молодой мальчик и очень рвался в танец): "Коля, пусть у вас останется сожаление о том, что вы что-либо не сделали, нежели о том, что вы что-то попробовали".
В.ПОЗНЕР: Вообще, что Уланова? Я вас спрашиваю... Вот, послушайте. Я видел Уланову. Это было в 1953 году, давно. Я ее видел в "Ромео и Джульетте", я ее видел в "Жизели", я жил тогда в гостинице "Метрополь" напротив Большого театра. Я никогда не забуду то, что я увидел. Это поразительно было. С вашей точки зрения, что такое Уланова?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Мне кажется, что фраза, сказанная Фаиной Георгиевной Раневской о таланте, это очень важная вещь. Она очень правильно сказала, что талант – это как прыщик, на кого вскочит – не понятно. Это может быть подлец, это может быть идиот, это может быть, действительно, гений. Но это вещь неопределимая. С Галиной Сергеевной была одна вещь. Конечно, я ее на сцене не застал, и если смотреть сегодняшними критериями и говорить, что недотянута нога, это – одно. Но я – свидетель того... Вот, фотография Нарцисса висит у вас. Это то, что приготовила со мной Галина Сергеевна. И когда она со мной это готовила, это поставил Касьян Голейзовский на Васильева. А она с ним это репетировала, с Васильевым. Он показал нам порядок, и потом Галина Сергеевна пришла как-то и сказала: "Вы знаете, Коля, если бы Касьян был жив, он бы вам все переделал. И я подумала… Мы не будем с вами ничего менять, мы сместим акценты. Я думаю, Касьян бы меня простил, потому что вы по-другому сформированы, у вас фигура другая, вам нельзя делать все те позы и те акценты, которые делал Володя". И в один прекрасный день она мне сказала: "Я тебе сейчас покажу, как я вижу" и стала прыгать. В репетиционном зале был концертмейстер, который играл, я и фотограф. Слава богу, был фотограф, который это фотографировал. Вы знаете, мы все три, втроем были в шоке, потому что танцующую Уланову мы все втроем не видели никогда. В этот момент в зале произошло какое-то чудо. Ей было 87 лет, она была на каблуках. Женщина превратилась в молодого юношу, Нарцисса, которая прыгала, бегала. Она не двигалась очень сильно, если анализировать, да? Какая-то появилась магия. Я в тот момент понял, что людей сводило с ума, что людей заставляло с ее фотографией идти под пули во время фронта. Эти мешки писем, которые хранятся, которые люди ей писали с фронта. Они с ее именем так же, как с именем Сталина шли в бой. Понимаете? Вот тогда я понял, что вот эта магия таланта – она необъяснима. У меня этот спектакль был один раз. И для меня она осталась помимо этой картинки, великая балерина и так далее, она для меня осталась очень интересным персонажем. Наверное, я один из немногих людей, который видел как Уланова плачет. У нее были очень сложные годы последние в театре, ее предали очень многие люди, ей очень многие люди начали мстить: они считали, что она им своим талантом сгубила им карьеру. Вы знаете, когда в один прекрасный день я увидел, что она зарыдала от бессилия, от этого хамства, от того, что она ничем... Ей 87 лет и она ничем не может противостоять вот этому. Вот, у меня и такая Уланова есть внутри. Но я знаю только одно – что то тепло, которое она мне пыталась подарить, мальчику, который, на самом деле, не все понимал, что она говорит, поверьте, я очень много раз возвращался к каким-то разговорам с ней и думал: "Боже, какой я был дурак. Почему я не записывал ничего?"
В.ПОЗНЕР: У моего близкого друга Марселя Пруста есть к вам несколько вопросов – постарайтесь на них коротко ответить. Какую черту вы более всего не любите в себе?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Несдержанность.
В.ПОЗНЕР: А в других?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Неопрятность и непорядочность.
В.ПОЗНЕР: Какое качество вы более всего цените в мужчине?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Порядочность по отношению вообще к... К слову "мужчина" порядочность. Извините, что говорю долго, но надо оставаться во всех поступках мужчиной.
В.ПОЗНЕР: А в женщине?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Вы знаете, остроумие. Это скрашивает.
В.ПОЗНЕР: Когда и где вы были более всего счастливы, вы можете вспомнить?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да. Я очень был счастлив, когда попал в Гранд-Опера, когда первый мой спектакль состоялся. Потому что тогда это был прорыв. 10 лет они не приглашали вообще никого из России, и я был первый, кто приехал.
В.ПОЗНЕР: О чем вы более всего сожалеете?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Сожалею? Знаете, иногда сожалею о том, что я не успел сказать или совершить, наверное, те поступки перед теми людьми, которые ушли. Что я многое допонял потом. Я очень рано всех потерял. Знаете, когда это говорит человек, которому, допустим, 60 лет – это одно. Но я всех потерял очень рано. Я многое тогда не мог понять – вот это сожалею.
В.ПОЗНЕР: Что вы считаете своей главной слабостью?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Я очень ранимый.
В.ПОЗНЕР: Какой недостаток вы легче всего прощаете?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Прощаю? Я способен простить ложь.
В.ПОЗНЕР: А который никогда не прощаете? Есть такой?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Да, предательство... Подлость – не предательство. Подлость.
В.ПОЗНЕР: Когда вы предстанете перед Богом, что вы ему скажете?
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Я скажу, что я старался жить честно. Именно перед Богом. Потому что я вырос в очень верующей семье, и мой педагог очень интересно сказал один раз. Он не мог меня заставить в детстве заниматься, иногда не хотелось, потому что я был очень способный, у меня все получалось. И он мне один раз сказал: "Цискаридзочка, тебе так много дал Господь Бог, что если ты этим не воспользуешься, он тебя накажет". Он не знал, что меня этим пугали в детстве. И я так испугался, я так стал стараться. И я часто, сам перед собой такие вещи… Просто я думаю, что есть же какой-то высший суд, все-таки.
В.ПОЗНЕР: Это был Николай Цискаридзе. Спасибо вам большое.
Н.ЦИСКАРИДЗЕ: Спасибо.
- 06.jpg (22.26 КБ) Просмотров: 3879
