Наблюдение дня: Почему я не люблю своего ребенка

Все, кто ее знал, считали, что ей в жизни очень повезло. Действительно, родственники при выгодных должностях на всех уровнях государственной службы. У родителей дача как скатерть самобранка: все фрукты, овощи и ягоды лучших сортов. И свежие. И в баночках. Красиво аппетитные и очень вкусные.

Все это особенно стало ценным на исходе советской власти, когда вместо продуктов питания людям были предложены бумажки с печатями — талоны. У них в доме ничего не изменилось. Даже на фоне других стало еще лучше. Семейные торжества. Прием гостей. Всевозможные яства и разносолы. Шашлыки на природе. С мужем тоже повезло. При высокой должности. При значимых погонах. При хорошем довольствии и льготах. При всем этом еще и любят друг друга. Вся налаженная и обустроенная жизнь изменилась после рождения ребенка. Она стала мамой… Здесь надо бы поставить восклицательный знак, но…

Заберите у меня ребенка или я его выброшу

Радости она не чувствовала. Наоборот. Не понимала, чему радуются другие молодые мамочки в палате. Почему с нетерпением ждут, когда новорожденных принесут на кормление. У нее были единственные желания: спать, никого не видеть и не слышать. Причем спать как можно дольше. Не видеть и не слышать — тоже чем дольше, тем лучше. В том числе и своего сыночка.

В роддоме было еще терпимо — детей приносили на кормление ненадолго и была возможность побыть в пространстве без многоголосья детского плача. Настоящие муки начались для нее дома. Когда ей пришлось находиться рядом с ним целыми сутками. Неделями. Месяцами… Она не могла представить, что это теперь на всю жизнь. Его плачь… Его крики… Его плачь… И днем. И ночью. И днем. И ночью. Что сделать, чтобы он перестал плакать?

Что сделать, чтобы этого больше не слышать? Уже нет сил терпеть боль в голове. Больно думать. Больно смотреть. Больно говорить. Боль в голове уже от всего. От любого действия и бездействия. От каждой мысли. Каждого услышанного или произнесенного самой слова. И когда стоишь. И когда лежишь. Дома. На улице. Везде и всегда. Одна боль. Когда становилось нестерпимо слышать этот плачь в квартире, она выходила на балкон, надеясь, что там звуки будут не так сконцентрированы, как в небольшой «хрущевской» квартире. Не зная, как успокоить плачущего малыша, она трясла его что было сил. Металась с ним по балкону. Просила вышедших на крик соседей забрать у нее ребенка, иначе она выбросит его с балкона.

Страх задохнуться во сне

Она не понимала своих чувств. Когда он плакал, она его ненавидела. Когда он ненадолго засыпал и наступала тишина, появлялся страх, что он умер. Это заставляло ее подходить к нему и прислушиваться, дышит он или не дышит. Не задохнулся ли он во сне.

Это был ее особый страх — страх задохнуться во сне. Он преследовал ее и раньше. Она боялась задохнуться во сне. В периоды, когда часто начинались сниться сны о том, что она задыхается, что не может пошевелиться и позвать на помощь, она боялась ложиться спать.

Победить это состояние не помогало ничего. С вечера она продумывала план действий во сне, если удушье повторится. Ложилась ближе к мужу. Чтобы легче было подать ему знак во сне сжатием руки. Предупреждала близких, чтобы прислушивались ночью и среагировали на ее зов о помощи.

Когда начинала задыхаться, пыталась разбудить мужа — толкала его рукой, просила поскорее разбудить ее, чтобы смогла свободно вздохнуть. Но он не просыпался, как она не старалась. В изнеможении и ужасе от недостатка воздуха она впадала в забытье и в то же мгновение просыпалась.

Ее сердце готово было выскочить и убежать от страха. А в комнате было все спокойно. Рядом спал муж. На постели не были видны следы ее борьбы за жизнь. Следов того, что она стягивала с мужа одеяло. Что пыталась вытянуть из-под него простынь. Следов всего того, что она предпринимала, чтобы разбудить его.

Это все ей снилось. В страхе она ждала каждую ночь. Потом эти приступы во сне проходили. Постепенно забывались. До следующего раза. И все начиналось по новой.

Странная женщина

Сейчас такой же ужас она испытывала, когда просыпалась ночью и бежала к детской кроватке, чтобы спасти его от удушья. Убедившись, что малыш дышит, обмякала, силы покидали ее и она погружалась в сон. В непродолжительный сон, из которого выводил плачь ребенка. Вся ее жизнь превратилась в эту сплошную череду недосыпания, приступов ненависти и страха, плача и криков. Иногда она боялась себя. Боялась, так как не понимала себя. Не понимала чувств знакомых и соседок, которые души не чаяли в своих малышах, восторгались любым проявлением их в жизни. Не понимала, что с ней не так. Ее тоже не понимали. Не понимали, что с ней случилось.

Всегда такая тихая, воспитанная, интеллигентная молодая женщина, учитель музыки в детской музыкальной школе, и вдруг так себя ведет. Кто не знал ее, обсуждали между собой, что и стыд потеряла, и совесть. Издевается над ребенком — не подходит к нему, когда он плачет. Или прямо с балкона кричит, что, если он сейчас не замолчит, она с ним что-нибудь сделает. Другие, хотя и не понимали, что с ней происходит, старались помочь. Брали малыша на период, пока она не приходила в себя. Давали различные советы, как успокоиться. К ней хорошо относились. И соседи. И на работе. Все были ей благодарны за ее отзывчивое сердце, за доброе отношение к детям, с которыми она занималась. Так жаль, что в то время не было тренинга Юрия Бурлана «Системно-векторная психология». Не пришлось бы ей пережить ни послеродовой депрессии, ни страха задохнуться во сне. Ощущения жизни были бы больше наполнены радостью, а не страхами и ужасами.

***

Кто может поделиться своими наблюдениями, как у женщин со звуковым вектором проходит период по уходу за ребенком. Много ли среди матерей, бросающих своих детей в роддомах, поликлиниках, детских игровых комнатах и в других общественных местах, женщин со звуковым вектором.