Особенный ребенок — дар или наказание? Часть 1
— Спасибо, что вы нас взяли. Мы давно ищем для Славика коллектив, где на него не будут смотреть как на неполноценного. Мы уже много куда обращались, но нас не берут, говорят, что ребенок особенный, к нему нужен специальный подход, — рассказывает мне бабушка пятилетнего Славика с диагнозом ДЦП. — Говорят, что у них нет специалиста, который будет за ним смотреть отдельно. Да и опасаются, что другие дети будут смеяться, дразнить. А мы хотим, чтобы он был со всеми вместе, чтобы не чувствовал себя неполноценным.
Этот разговор состоялся у нас 10 лет назад — когда еще в отдаленных от центра России городах не практиковалось инклюзивное обучение, которое подразумевает, что дети с ограниченными возможностями по здоровью могут посещать те же обучающие группы, что и обычные здоровые дети. Как правило, этому препятствовало то, что учебные учреждения и программы обучения необходимо было адаптировать под тех и других детей.
Кто ищет, тот всегда найдет
Бабушка Славика подробно изучала этот вопрос и знала, что такое возможно. И искала эту возможность, несмотря на отсутствие таких учреждений. Она рассказала, что перед приходом ко мне она много уже прочитала, и выяснила, что наша детская оздоровительная группа построена на основе йоги — что это метод ненасильственных физических занятий, адаптированный и рассчитанный на любой уровень физического развития ребенка. И подумала, что здесь ее внука примут. А если нет, то будет дальше искать.
Не буду лукавить, что я не сомневалась. Конечно, сомневалась — опасалась, что могут быть насмешки, или что Славик сам будет расстраиваться, что у него что-то не выходит. Но посмотрев на Славика, в его открытые большие любопытные глаза и на его неиссякаемую энергию, с которой он сразу побежал в зал к ребятам, я подумала, что нельзя дать погаснуть этой вере в хорошее. Его веру в чудеса, в добрых людей еще не успели украсть большие тети и дяди, навешивая на него ярлык неполноценно развитого.
Славик стал нашим. Не потребовалось даже разговоров и объяснений ребятам, почему у него ножки не такие, как у них. От него исходило столько радости и доброты, что он сразу покорил ребят. Они ни разу не обратили внимание на его особенности.
Нам с детками в группе повезло, что Славик к нам пришел, что настойчивость бабушки и ее поиски привели его в то место, где его приняли таким, какой он есть. А взрослые тети и дяди просто еще не догадывались тогда о том, как он им нужен. Что этот лучезарный Славик может в них открыть много того, с чем они еще не знакомы.
Я и сама тогда еще не знала, что такие дети, как Славик, — во мне пробуждали. Только сейчас, спустя время и благодаря Системно-векторной психологии Юрия Бурлана, я смогла это понять. Смогла понять, какой дар они нам приносят и что оставляют в наших сердцах.
Однако откуда столько настойчивости в бабушке? Почему она не опустила руки под тяжестью диагноза, а наоборот, открывала другим глаза на то, что Славик такой же, как и другие, и имеет право быть со всеми, несмотря на ограниченные физические возможности? Для этого обратимся к Системно-векторной психологии.
А моя бабушка — фея
Такую фразу я услышала от Славика. И малыш недалек от истины.
Сам Славик — ребенок со зрительным вектором. Такие детки от природы наделены добродушием и открытостью, они легко налаживают эмоциональную связь с другими детьми. Однако, обладая большой эмоциональной амплитудой, они сильнее других чувствуют чужие эмоции, впечатлительны и ранимы. Таких деток необходимо оберегать от плохих смыслов, образов, чтобы не сформировать страхи, фобии, суеверия. И если это малыш с особенностями, с физическими отклонениями — то он еще больше нуждается в правильном подходе и окружении в детстве, чтобы ему не прилепили ярлык «неполноценного» на всю жизнь.
Славику очень повезло, что такой оберегающей феей стала его бабушка. Это ее заслуга, что в нем сохранилась его природная лучезарность, непосредственность, вера в хорошее. Бабушка-фея согревала его своей любовью и заботой.
Кто же может быть такой феей малышу, даже если он не ее собственный ребенок? Только женщина с развитой кожно-зрительной связкой векторов.
Такие женщины способны от природы проявлять сострадание и милосердие, которые распространяются от жалости к цветочку до безусловной любви к человеку. Не имея материнского инстинкта, они легко налаживают эмоциональную связь с чужими детьми, которая не прекращается всю жизнь. Это отличные воспитатели и учителя начальных классов, медсестры и волонтеры. Наделенные от природы эмпатией, они хорошо чувствуют эмоции других людей и могут наладить крепкую эмоциональную связь.
В нашем случае бабушка чувствовала своего внука даже лучше, чем его родители. Будучи обладательницей кожного вектора, она легко адаптировалась к особенностям состояния внука и, имея природную увлеченность всеми существующими открытиями и новинками в обучении и медицине, начала свой поиск по всем фронтам. И в итоге нашла нас.
Такие мамы или бабушки могут очень здорово организовать своему малышу реабилитацию, включив все связи и используя все ресурсы. И могут даже из самой, казалось бы, безвыходной ситуации вывести на путь выздоровления. Такой была и эта бабушка: все самое новое по этой проблеме изучалось, выписывалось и применялось.
Славик тоже обладал кожным вектором, который помогал ему легче адаптироваться в коллективе. Кожные дети не обидчивы и быстро забывают неприятности. Они легко схватывают новое и устремляются вперед к переменам. И уже через пару недель его было не отличить от остальных.
Через некоторое время мы с бабушкой стали замечать перемены и на физическом уровне. Наши занятия не исключали необходимые медицинские процедуры, однако психологическая атмосфера в коллективе среди ребят помогала эти процедуры проходить менее болезненно.
Когда ребенок чувствует себя комфортно, то он не подвергается стрессу. А он себя так чувствует, когда близкие люди любят его таким, какой он есть, верят в него и вместе с ним настроены на победу. То есть дают ему чувство защищенности и безопасности. Но бывает и по-другому…
Почему он меня не любит?
— Он меня не любит, он вообще никого не любит, — говорила своей подруге женщина на детской площадке, нервно толкая ногой качели, на которых сидел мальчик лет пяти.
Свидетелями такого диалога стали мы с дочерью, подойдя к соседним качелям. Было непонятно, про кого она говорит. Моя дочь подошла к мальчику и спросила, как его зовут, но он никак не реагировал на нее.
— Да бесполезно, он не понимает ничего, хоть заорись на него, — повернулась к нам красивая молодая женщина, с огромными, как блюдца глазами, в которых читалась не то грусть, не то страх. И потом, отвернувшись к подруге, продолжила. — Бывает, уставится своими глазищами в одну точку и молчит, а мне страшно становится, аж мурашки по коже. Когда муж уезжает, я без света не сплю. Хорошо, что свекр его иногда забирает к себе на дачу.
И тут вдруг она возмущенно подперла рукой бок и сказала:
— И знаешь, что? Он ведь там на даче с дедом так себя не ведет. Он там с ним даже что-то говорить пытается! Дед ему самолётики, поезда из дерева строгает, и он ведь сидит с ним часами. Дед нам потом говорит, что мы его не любим, вот он с нами и не хочет разговаривать. А мне кажется, ему все равно, любят его или нет. Он ничего не чувствует, как замороженный. Наказание прям какое-то нам, — она шмыгнула носом, и глаза наполнились слезами от жалости к себе.
Тут я поняла, что речь шла о мальчике на качелях.
Позже от ее подруги, моей соседки, я узнала, что мальчику поставили диагноз аутизм. Это известие разделило семью на два лагеря. Дедушку, который пытается любить и принимать внука таким, какой он есть, и родителей, которые не готовы были к такому повороту событий и уже несколько лет находятся в постоянном стрессе.
Она родилась принцессой
Когда мне удалось ближе познакомиться с мамой Кирилла (так звали мальчика), то некоторые моменты ситуации в их семье, сложившейся в связи с диагнозом сына, стали проясняться.
По ее рассказу — она всегда имела, что хотела. Родители баловали ее и ни в чем не отказывали. Она чувствовала себя принцессой. Но родителей никогда не было дома. Они занимались карьерой, поэтому чувство вины от отсутствия их в ее жизни заглаживалось материальными подарками.
Она рано вышла замуж за приятного молодого человека, перспективного инженера в компьютерных технологиях. Он сочетал в себе и заботливого мужа, и успешного специалиста, поднимался в карьере, увлекался спортом. Было кое-что, что ей не очень нравилось, — он был не особо разговорчивый, а после свадьбы и вовсе ушел в работу, уезжал в командировки. Но она привыкла, ведь и с родителями часто бывала одинока, и компенсировала это походами с подругами по клубам, по магазинам — развлекала себя, как могла.
В итоге муж настоял на ребенке, думая, что это сделает ее более ответственной. Но она очень боялась рожать, боялась умереть во время родов. Однако согласилась под давлением мужа. Но даже будучи беременной, не отказывалась сходить в клуб потанцевать с подругами, когда муж уезжал.
Кто заколдовал маму-фею?
Так, наверное, спросил бы Кирилл, если бы мог говорить.
Так кто же? Из рассказа видно, что молодая мама тоже обладательница кожно-зрительной связки векторов, однако ее реакция на случившееся с ее сыном отличается от реакции бабушки Славика. У мамы Кирилла присутствует недостаточно развитый и нереализованный зрительный вектор. Вся его эмоциональная амплитуда направлена на себя, на жалость к себе. Природные свойства сострадания и милосердия, а также любви к другим, способность отдавать — не были развиты до ее пубертата через сострадательную литературу, мультфильмы, фильмы.
Важно привить ребенку желание делиться с другими пищей, игрушками. Создавать доброжелательную атмосферу. Этого сделано не было. Но случилось, как случилось. Никто в этом не виноват. Родители мало уделяли внимания ее воспитанию, но, возможно, у них просто не было понимания и знания, как это сделать.
Она искренне пытается быть хорошей мамой, как этого требуют от нее, но не понимает, почему ей так плохо и почему она не может принять своего ребенка таким. Она к домашнему коту больше чувств испытывает, чем к своему малышу.
Объясним и ее страх умереть при родах. Женщина с кожно-зрительной связкой векторов от природы не была рожающая. Ее тело и психика не созданы для материнства. У нее даже материнского инстинкта нет. Однако сейчас медицина позволяет и таким женщинам становиться мамами.
И Кирилл родился. Однако он родился не таким, как она ожидала, — розовощёким, улыбающимся малышом, который сразу тянет к ней ручки и говорит: «Мама, я тебя люблю!». Кожно-зрительная женщина и так боится что-то не то сделать с ребенком: уронить, сломать ему ручки, ножки. Часто и с кормлением бывают проблемы. А тут вдруг еще и такой диагноз: ребенок молчит, ни на что не реагирует. Материнского инстинкта нет, но и эмоциональную связь она не может с ним наладить, потому что не умеет это делать, ее не научили этому. А в случае с ее сыном, это еще и больших усилий требует.
Кроме того, она, привыкшая всегда получать самое лучшее, вдруг получила «неполноценного» ребенка.
А он совсем другой — особенный
Это прозвучало от доктора как приговор. Как же так? Ей говорят, что он никого любить не будет и даже не умеет. Он живет сам по себе, в своем мире. Говорят — надо смириться. И еще много всяких неприятных вещей.
Первое время обычно еще есть надежда, что можно что-то сделать и исправить. Знатоки советуют нетрадиционную медицину, покрестить, освятить, свозить куда-то, пошептать над ним и т.д. Нереализованный зрительный вектор в страхе готов верить в чудеса и легко ведется на всякого рода эзотерические советы, цепляется за призрачную надежду. И первые годы и возят, и крестят, и шепчут, и дорогие амулеты заказывают. И уходит драгоценное время, чтобы что-то сделать, научно подойдя к решению вопроса и используя способности кожного вектора в поиске новых технологий, новых решений в этом вопросе.
Конечно, они использовали и традиционные методы лечения, но и там прогресса не было.
В итоге, накопился стресс, наступило разочарование от того, что ничего не получается. У мамы стало расти раздражение к мужу, что тот уговорил родить, а сам еще больше ушел в работу, что осталась с ребенком одна — и все это выливалось на мальчика, что еще больше усугубляло проблему.
Ведь ребенок до 6 лет полностью связан с мамой, и ее состояние передавалось и ему. Раздражение росло еще и от того, что она не могла быстро, по-кожному, изменить ситуацию, что все надо было делать терпеливо и ждать улучшений, которых никто не обещал. Зрительные страхи сказались и на ребенке — она боялась его и отталкивала. Вместо сосредоточения на нем и любви к нему — ждала, когда же он будет ее любить. Она искренне не могла понять, почему с ней это случилось, не понимала своего малыша и сердилась на него. И воспринимала случившееся с ней, как наказание.
Отношения в семье разрушались. Муж еще больше отдалился от жены и ребенка эмоционально. Ведь за эмоциональную связь в семье отвечает женщина, ей эта способность задана природой. А она злилась на него и еще больше отталкивала от себя. В итоге в ситуации, когда родители не ладят между собой, малыш лишается чувства защищенности и безопасности, которое могло бы помочь ему справиться с проблемой, если бы они сообща начали решать ее.
«На деревню к дедушке»
Единственный, кто интуитивно правильно вел себя с малышом, был его дедушка. Это объясняется наличием у него анально-зрительной связки векторов. Такие мужчины порой с детьми справляются лучше, чем родная мать. Этим их награждает тот самый чувственный и сопереживающий зрительный вектор. Дедушка не знает, что его внук — ребенок со звуковым вектором, что к таким детям нужен особый подход. На них нельзя кричать. Им нужна спокойная и тихая обстановка. Что они могут находиться в своем внутреннем мире и их оттуда надо выводить аккуратно, тихим и приятным голосом.
Даже не получив такой диагноз, как аутизм, с рождения, любого здорового звукового ребенка можно довести и до аутизма, и до шизофрении, если родители не знают, каким бесценным даром они обладают. Ведь эти дети — будущие гении, будущие Эйнштейны и Марии Кюри, будущие талантливые музыканты и хирурги. Это дети нового поколения.
С ними нельзя как с черно-белым телевизором — включать ударом по макушке. Нельзя также включать тревожную сирену прямиком в их чувствительное ушко. Это разрушает их психику, их нейронные связи, и вместо будущего гения вырастает душевнобольной человек.
Рассматривая поведение дедушки через Системно-векторную психологию, можно предположить, что и собственный сын дедушки, папа Кирилла со звуковым вектором — стал успешным компьютерным инженером, а не «наказанием», именно потому что его воспитывал развитый анально-зрительный папа.
В случае же с Кириллом, даже всей любви дедушки недостаточно, чтобы вывести ребенка из этой раковины под названием «аутизм». В одном он прав, когда говорит своим детям: «Вы не умеете его любить!». У дедушки развит зрительный вектор, и он умеет отдавать свою любовь внуку. А внук это чувствует и откликается по чуть-чуть.
Дедушка не ждет быстрых успехов от внука, но по-тихоньку дает ему возможность открываться. Для этого у дедушки есть развитый анальный вектор. Люди с этим вектором в хороших состояниях — всегда терпеливые учителя, спокойные и заботливые родители.
Дедушка принимает внука таким, какой он есть. Но по возвращении домой мальчик снова видит кричащую и истеричную маму, чувствует ее беспокойство, и все дедушкины успехи с внуком исчезают. Виновата ли мама в этом? Нет. Она просто не понимает, что с ней происходит, и не знает своего ребенка, не знает его природу.
Как помогает знание психологии
Если бы она знала, что ее малыш — обладатель звукового вектора, она бы поняла природу возникновения аутизма и смогла бы правильно себя с ним вести.
Поняла бы, почему она так реагирует и ждет от него того, что сама должна ему дать. Пройдя тренинг «Системно-векторная психология», она смогла бы найти решение проблемы, как и другие мамы, детям которых был поставлен диагноз «аутизм». У многих он был снят или появились улучшения после прохождения мамой тренинга, после которого она начала правильно взаимодействовать с ребенком. Вот один из отзывов:
А также мама Кирилла поняла бы, что такие дети, как Славик, — вовсе не наказание. Он — дар, который помогает пробудить в наших сердцах подлинную доброту и отзывчивость. Стать более милосердными, научиться думать о других, научиться приподниматься над своим эгоизмом и видеть, что мы тут не одни. Ведь есть другие люди, и они нуждаются в нас, как и мы в них. Они нуждаются в нашей любви.