Сталин. Часть 26: Последняя пятилетка
К 70-летию Сталина страна и половина мира готовились более чем серьезно. Был создан специальный комитет по подготовке торжеств. Но обонятельный Сталин не мог испытывать никакого удовольствия от излишнего выпячивания своего имени. Он, как всегда и во всем, старался дозировать и свой культ, удерживая его в значениях, необходимых обонятельнику для выживания в стае без природного вождя.
Часть 1 - Часть 2 - Часть 3 - Часть 4 - Часть 5 - Часть 6 - Часть 7 - Часть 8 - Часть 9 - Часть 10 - Часть 11 - Часть 12 - Часть 13 - Часть 14 - Часть 15 - Часть 16 - Часть 17 - Часть 18 - Часть 19 - Часть 20 - Часть 21 - Часть 22- Часть 23 - Часть 24- Часть 25
К 70-летию Сталина страна и половина мира готовились более чем серьезно. Был создан специальный комитет по подготовке торжеств. Улицы городов переименовывались в Сталинские. Горные вершины становились Пиками и Ликами Сталина. Выпускались марки с его изображением, готовился в печать сборник юношеских стихов Сосо Джугашвили. Переводом с грузинского были заняты, в частности, Борис Пастернак и Арсений Тарковский. О последнем абсурде, творящемся в тайне, как подарок-сюрприз, своевременно доложили, издание было приостановлено.
Не позволил Сталин присвоить свое имя и Московскому университету. «Неужели вам не надоел этот усатый?» — полушутя удивлялся он, осматривая постамент, готовый под установку памятника. Обонятельный Сталин не мог испытывать никакого удовольствия от излишнего выпячивания своего имени. Он, как всегда и во всем, старался дозировать и свой культ, удерживая его в значениях, необходимых обонятельнику для выживания в стае без природного вождя.
Управлять одним лишь кнутом невозможно. Нужен некий «пряник». Условно говоря, для кожной части стаи — «пряники» в виде повышения социального статуса (ранга), для анальной — одним в виде поощрения за профессионализм, другим через успокаивающее ощущение хотя бы итогового равенства всех при распределении кнутов и пряников (религия), мышечной — равновесие между затраченным трудом и насыщением базовых потребностей. Стае, спаянной единым уретрально-мышечным менталитетом, необходимо ощущать магнетизм отдачи уретрального вождя. Обонятельный «вождь народов» этим свойством не обладал. Нехватка природного обаяния вождя замещалась усиленно пропагандируемым культом личности.
Именем Сталина творились великие дела и чудовищные злодеяния. Можно вспомнить ленинское «Письмо к съезду» и посокрушаться, что пророчества никогда не бывают прочитаны вовремя. Важно понимать, что пророчества (в отличие от обонятельного провидения) не имеют ничего общего с выживанием. Вещая из будущего, как он его видит, пророк лишает человечество свободы выбора, лишает судьбы. Именно поэтому нет пророков в своем отечестве и в чужом их тоже нет. Все пророчества прочтены и условно понятны только постфактум. История человечества длится не по воле пророков, а вопреки ей, силой обонятельного провидения, которое одно отвечает за выживание человеков, которому одному дается в ощущения единственная дорога между жизнью и смертью — история человечества. На этой дороге нет ни зла, ни добра, есть только результат — выживание человека как вида.
Но вернемся к нашему юбиляру. Равнодушный к подаркам верноподданных, он мог бы быть доволен подарками, которые сделал себе сам. 29 августа 1949 года в Казахстане был успешно испытан объект РДС-1 (реактивный двигатель специальный, или Сталина, он же атомная бомба) [1]. На «западном фронте» противовесом ФРГ и НАТО закрепились ГДР и СЭВ, на востоке дела шли и вовсе чудесно, была образована дружественная КНР. Мог бы радоваться, но не радовался: не было и не предвиделось баланса сил на мировой арене. Не было «мира под оливами» и внутри партии.
Вступление в эру атомного оружия требовало немыслимой для послевоенного СССР эскалации расходов на вооружение. Угроза новой войны ставила страну перед необходимостью бесконечной героической борьбы за выживание, что было нереально в длиннотах времени. Героизм не может быть вечным. Усилились трения внутрипартийных кланов, или «проклятых каст», как презрительно называл их Сталин.
Сталин знал, что США имеющимся у них ядерным потенциалом не смогут осуществить эффективную бомбардировку СССР на всей протяженности его территории, а также не обеспечат на должном уровне и свою противовоздушную оборону. Третья мировая не откладывалась, просто принимала другую форму. В 1949 году Совет безопасности США принял директиву о поддержке «дружественных групп на вражеской территории». Миллионы «ротозеев» были благоприятной почвой для этой войны. Миллионы скрытых и явных националистов — готовой пятой колонной. Внутри партии серьезную опасность представляли кланы, спаянные традиционным анальным кумовством и кожным мздоимством.
Стагнация (застывание) правящей элиты неизбежна. Советская партийная номенклатура, созданная Сталиным для эффективного управления и призванная служить интересам общего дела, без постоянной ротации (в сталинском варианте это были «чистки») постепенно застывала в виде клановых кластеров, где общие цели выживания государства приносились в жертву личным политическим амбициям и шкурным выгодам. Удерживать кланы в равновесии, тасуя колоду так и сяк, отстраняя одних и возвышая других, Сталину ввиду неослабевающей военной угрозы становилось все сложнее. Звуковые «идеологи» группы Жданова оттеснялись их обонятельными соперниками — кураторами военной промышленности Берией и Маленковым. Смерть Жданова и инспирированное Берией «ленинградское дело» усилили перевес группы Берии — Маленкова, которые и между собой объединялись лишь временно, на основе общего политического прагматизма.
Сталин ощущал сильную угрозу, исходящую от этой группы. Претендующий на власть после Сталина обонятельный Берия не обладал необходимыми для сохранения страны свойствами, его желание выжить во что бы то ни стало работало только на уровне своего клана. Против Берии вызревало «мингрельское дело» о взятках и семейственности. Из ближайшего соратника Сталина «дорогой Лаврентий» становился врагом номер один. Сконцентрированную в одних руках и «подпертую» культом личности власть передать было некому.
Таков был ответ небытия, куда на время оваций по поводу своего 70-летия «проваливался» Сталин. В правительственной ложе Большого театра рядом с торжествующим Мао и другими коммунистическими лидерами юбиляр смотрелся странно, словно из другого мира. Медленно, как автомат, хлопал в ладоши. Взгляд его, устремленный в зал, был остановившимся и каким-то неживым. Овации нарастали, они длились пять или даже семь минут! Но Сталин не менял ни выражения, ни позы. Все ждали его ответного выступления, какой-то благодарности за поздравления, каких-то теплых слов. Но Сталин так и не выступил [2].
Когда он входит, все они встают.
Одни — по службе, прочие — от счастья.
Движением ладони от запястья
Он возвращает вечеру уют.
И. Бродский
Одно из последних публичных выступлений Сталина прозвучало на XIX съезде 5 октября 1952 года. Здоровье генерального секретаря после войны сильно ухудшилось. Он практически безвыездно жил на Ближней даче в Кунцево, в случае необходимости вызывал подчиненных к себе. На съезде выступил, будто через силу. Говорил медленно, монотонно, терпеливо пережидая аплодисменты и начиная прерванное предложение немного раньше того места, где аплодисменты заставили замолчать.
Речь обращена больше к гостям съезда — лидерам братских партий, чем к своим ближайшим соратникам. Сталин разоблачает западный либерализм, говорит, что капиталистическая эксплуатация и экономический террор сводят на нет хваленую западную либеральность. «Теперь буржуазия продает права и независимость нации за доллары». Впрочем, речь звучит достаточно формально. Съезды больше не нужны Сталину, выступление его откровенно тяготит. Последняя фраза: «Долой поджигателей войны!» — звучит и вовсе скомканно, без всякого подъема. Казалось, Сталин смертельно устал.
Даже ближний круг не догадывался, какой сюрприз приберег Сталин для завтрашнего пленума, где перед присутствующими предстанет не дряхлый номинальный руководитель, практически отошедший от дел, а полновластный, непредсказуемый и страшный Хозяин. Когда он не спустится, а почти сбежит по ступенькам к трибуне, присутствующие станут аплодировать стоя. Сталин презрительным жестом оборвет аплодисменты: «Что расхлопались? На повестке два вопроса. Выборы генерального секретаря и выборы политбюро». И не дав опомниться от потрясения, продолжит без бумажки, от души, а точнее, от самого обонятельного нутра. Он будет говорить им правду. Что они никуда не годятся. Что своей расхлябанностью и ротозейством они не обеспечивают ему и стране необходимой степени безопасности для выживания. Он напомнит им, что бывает с теми, кто никуда не годится.
Вот воспоминания очевидца той речи, К. Симонова:
«Говорил он от начала и до конца все время сурово, без юмора, никаких листков или бумажек перед ним на кафедре не лежало, и во время своей речи он внимательно, цепко и как-то тяжело вглядывался в зал, так, словно пытался проникнуть в то, что думают эти люди, сидящие перед ним и сзади. И тон его речи, и то, как он говорил, вцепившись глазами в зал, — все это привело всех сидевших к какому-то оцепенению, частицу этого оцепенения я испытал на себе. Главное в его речи сводилось к тому (если не текстуально, то по ходу мысли), что он стар, приближается время, когда другим придется продолжать делать то, что он делал, что обстановка в мире сложная и борьба с капиталистическим лагерем предстоит тяжелая и что самое опасное в этой борьбе — дрогнуть, испугаться, отступить, капитулировать. Это и было самым главным, что он хотел не просто сказать, а внедрить в присутствующих, что, в свою очередь, было связано с темою собственной старости и возможного ухода из жизни.
Говорилось все это жестко, а местами более чем жестко, почти свирепо» [3].
Симонов не знал, что к этому времени правая рука Сталина уже отказывалась повиноваться ему. Писать было трудно. Сохранились лишь короткие записки того времени, по которым графологи определили почерк человека после инсульта, когда пишущую руку приходится поддерживать другой рукой. Несмотря на болезнь, Сталин выглядел бодрым и предельно сосредоточенным. Напугав до предела ближайшее окружение публичным жертвоприношением Молотова и Микояна, Сталин сказал, что по состоянию здоровья и по возрасту больше не может выполнять обязанности генерального секретаря: «Мы старики, мы перемрем, время подумать, кому передадим дело».
Сидящие в зале ощутили безотчетный ужас. Кто это — старики? Молотову 62, Микояну 57, но и Берия не мальчик — 53, Хрущеву 58. Прощупывающий взгляд Сталина, казалось, пронзал насквозь. Сначала робко, затем громче зазвучали протестующие крики: «Не отпустим!» Сталин предвидел это и, оставив за собой полномочия генерального секретаря, выставил в качестве своего временного «дублера» 50-летнего Маленкова. Были распределены и остальные роли. Берия, Булганин, Хрущев оставались при деле. Пока. Любому, кто сколько-то знал Кобу, было понятно: грядет великая чистка. Молотов, Микоян, кто дальше? Этого не мог знать никто, кроме коварного Кобы, который, как оказалось, силен, бодр и снова готов к расправе.
Необходимость снова перетряхивать правящую элиту, вводить во власть новых людей была для Сталина очевидной. Такими людьми, по мнению Сталина, были молодые Юрий Жданов, Дмитрий Шепилов, Пантелеймон Пономаренко, Леонид Брежнев. Именно их имел в виду Сталин, говоря о передаче дел. Воплотить задуманное было не суждено — не хватило жизни. Намерения Сталина осуществились с задержкой на десять лет, когда стагнация элиты была уже необратима. Она достигла критических значений к 90-м годам и привела к трагедии народа и государства.
Другие части:
Сталин. Часть 1: Обонятельное провидение над Святой Русью
Сталин. Часть 2: Неистовый Коба
Сталин. Часть 3: Единство противоположных
Сталин. Часть 4: Из вечной мерзлоты к апрельским тезисам
Сталин. Часть 5: Как Коба Сталиным стал
Сталин. Часть 6: Зам. по чрезвычайным вопросам
Сталин. Часть 7: Ранжирование или лучшее средство от катастроф
Сталин. Часть 8: Время собирать камни
Сталин. Часть 9: СССР и завещание Ленина
Сталин. Часть 10: Умереть за будущее или жить сейчас
Сталин. Часть 13: От сохи и лучины к тракторам и колхозам
Сталин. Часть 14: Советская элитарная массовая культура
Сталин. Часть 15: Последнее десятилетие перед войной. Смерть Надежды
Сталин. Часть 16: Последнее десятилетие перед войной. Подземный храм
Сталин. Часть 17: Любимый вождь советского народа
Сталин. Часть 18: Накануне вторжения
Сталин. Часть 20: По закону военного времени
Сталин. Часть 21: Сталинград. Убей немца!
Сталин. Часть 22: Политические гонки. Тегеран-Ялта
Сталин. Часть 23: Берлин взят. Что дальше?
Сталин. Часть 24: Под печатью молчания
Сталин. Часть 27: Быть частью целого
[1] Интересно, что американцы, не знавшие наименования РДС и его расшифровки, назвали нашу бомбу «Джо». «Дядюшка Джо» никогда не забывал «дядю Сэма», и хотя его «открытки на Рождество» нередко запаздывали (расстояния!), они всегда доходили до адресата.
[2] По воспоминаниям Д. Т. Шепилова, который «и примкнувший к ним Шепилов».
[3] К. Симонов. Глазами человека моего поколения.
Даллесу удалось. Но следовало продолжать выживать в новых обстоятельствах. И выживали.
"Не отпустим!".. знает ли кто-то сейчас, что Сталину после всех его "репрессий" такое кричали? И кричали от сердца.. потому что замены такому мощному лидеру не было. Я так понимаю западные ставки были сданы бесповоротно? Даллесу удалось?